Отец, офицер с железной волей и хладнокровием судьи, привил мне искусство создавать невидимые сети лжи. Он учил тонко плести «справедливые» уловки: недосказанные полутоновые вопросы, скрытые «случайные» подсказки и ловушки из мелких несостыковок. В детстве я наблюдал, как он одёргивал подозреваемых нужным взглядом и мастерски направлял их мысли — одну фразу в сторону сомнений, другую в омут неуверенности.
Из его кабинета я уносил не только запах старых томов и хрустонь стекол кейса с уликами, но и безжалостный принцип: правда — не что иное, как набор правильно выложенных фактов. Днём, среди холодных тел и стерильного света лаборатории, я читаю раны, замечаю в них закономерности и ловушки системы, как баги в коде судебного аппарата. Каждое открытие, каждую новую каплю крови я складываю в архив, сжимая её между строк отчёта, чтобы никто больше не мог сбежать от приговора.
Теперь я сам — хранитель этой механики лжи и истины. Я знаю: настоящий суд творится не там, где звучат приговоры, а в тишине подсознания, где разгораются сомнения и прячется непреложное зерно вины. И я не пасую перед тем, чтобы ткать свои сети — потому что в мире, где справедливость нуждается в герметичных концах, мои уловки становятся последним бастионом порядка.